Черные дни. Каменское во время оккупации

Печально, но факт: слово «оккупация» сегодня снова звучит со всех сторон. Значительная часть территории нашей страны оккупирована, но во времена Второй мировой войны в зоне оккупации оказалась почти вся Украина, в том числе и наш город.

Немецкие войска подошли к Днепродзержинску в середине августа 1941 г. Город защищали части 273-й стрелковой и 26-й кавалерийской дивизий и сводный отряд, сформированный из милиционеров, рабочих и работников спецслужб. Долго защищаться не было возможности, и уже 23 августа 1941 г. немецкие части заняли Днепродзержинск. Некоторые отчаянные головы попытались самостоятельно противостоять немецким войскам. Местные жители вспоминали, что несколько парней-комсомольцев засели с пулеметом на ул. Республиканской и с крыши дома открыли огонь по немцам. Пулемет выстрелил только раз и … заел. Был убит один немецкий солдат. Комсомольцев вытащили и зверски убили - раскатали автомобилями по дороге.

Оккупация началась с расстрелов. В первую очередь, коммунистов и евреев. Практически сразу после захвата города, в конце августа, немцы собрали евреев под предлогом переселения в спецпоселения и отправили к станции Баглей якобы для посадки на поезд. Но до железной дороги они не добрались. Их расстреляли на территории Баглейского коксохима. В тот день погибли 285 человек, однако расстрелы производились и позже - иногда по 20-30 человек.

Имеются сведения, что массовый расстрел проводился также в марте 1942 года.

Немцы жестко реагировали на убийство своих солдат. Не имея возможности найти подпольщиков, они использовали тактику коллективного террора. За убийство солдата расстреливали 10-20 местных жителей, а за убийство офицера - 50. Ловили совершенно случайных людей, ходили по квартирам. Так, 50 человек были расстреляны на ул. Беседова. Всего за годы оккупации в городе было расстреляно и замучено 1069 человек, в том числе 96 детей, однако это только доказанные факты. Ответственными за массовые расстрелы в городе Советская власть признала начальника полиции Вилли Галифорда, шефа полиции СС Бетке, штаткомиссара города Альбрехта, начальника полиции Корниенко, начальника карательной службы Кузьменко, следователя по политическим делам Карнауха, коменданта города, майора Бергера и других.

Массовый террор соседствовал с нормальной жизнью и попытками продемонстрировать, что немцы - носители высокой европейской культуры. Со страниц оккупационной прессы местных жителей призывали быть вежливыми. Мужчины должны были первыми приветствовать всех встреченных на улице дам поднятием головного убора или кивком (в случае, если голова была не покрыта). В городе показывали немецкие фильмы, выступали певцы и хоровая капелла. В качестве достижения превозносилась акция по «сохранению книжного фонда города». Было «собрано» около 40 индивидуальных библиотек, которые до этого принадлежали евреям. Глава комиссии, занимавшейся сбором книг, П. Сафронов писал, что «в результате общих усилий мы теперь имеем большой книжный фонд, который составляют колоссальные культурные ценности…». Работали учебные учреждения, например, индустриальный техникум. С 1942 г. открыли школы, однако проработали они недолго. Уже в январе 1943, после Нового года, их закрыли. Учились по советским учебникам с «купюрами». Перед тем, как выдавать их на руки детям, учителей обязали вырезать либо же заклеить отдельные страницы, стихотворения, иллюстрации и даже отдельные слова. О том, что конкретно и как заклеивать, учителя узнавали из специальных детально прописанных инструкций. Особенно не нравились оккупационным властям имена Ленина, Чапаева, слова колхоз, пионеры, стахановец, пятилетка и др.

Немецких солдат расселили на постой по квартирам и домам. Такие «квартиранты» были у многих горожан. Далеко не все из них были извергами или садистами. Татьяна Рожкова (в девичестве Боркун), жившая на ул. Заварихина (недалеко от отделения Раффайзен-банка на ул. Славянской), вспоминает, что немец жил и в их доме. Ему выделили комнату на втором этаже, но солдату не понравился портрет Сталина на стене. Он решил его снять. Помочь ему с этим делом подозвал старших сестер Татьяны - Наталию и Александру. Когда немец отвернулся, стоявшая на стульчике Наталия в полушутку, полувсерьез замахнулась на немца молотком. Это движение он заметил и спросил: «Убить меня хочешь?» Девочки сильно испугались, но немец не причинил им вреда. Немного изучавшим немецкий язык школьницам он показал фотографии своей семьи, рассказал, что у него дома двое детей и он не хотел идти на войну. С семьей солдат регулярно делился своим пайком.

Майя Якушенко, жившая на ул. Заводской тупик (сейчас - территория завода), также вспоминает немецкого солдата, жившего в их доме. Весь свой паек он приносил в семью - Майе и ее сестре Кате, бывшими тогда детьми, приносил гостинцы-конфеты, но девочки боялись их есть, потому что думали, что они отравленные. Чтобы как-то их успокоить, немец съедал несколько конфет, показывая, что детям нечего бояться. Солдат был сиротой и рос в детдоме. Он очень боялся, что его отправят под Сталинград, где была «мясорубка», и хотел дезертировать. Отца Майи Якушенко - Трофима - он просил достать ему штатскую одежду и мечтал после ухода немецких войск устроиться на «фабрик» (металлургический комбинат), чтобы начать новую жизнь. Глава семьи на эту авантюру не пошел из-за боязни последствий. В 1943 г. в городе участились расстрелы и облавы. Для того, чтобы прятаться от них, Трофим Якушенко вырыл тайный лаз, который вел из их погреба в соседний - заброшенный и заваленный сверху мусором. Вход в лаз закрывали бочкой с солениями. Когда немец уходил, то забрал мешок со своими вещами и показал, чтобы семья пряталась. С этого момента семья Якушенко вместе с семьей из соседнего дома сидела в тайном погребе и практически не выходила на свет. Только раз в сутки - с половины третьего до половины четвертого ночи - они поднимались в дом, чтобы приготовить еду, поесть, распрямить спины и, если получится, немного подремать. После все повторялось. Сколько это длилось, невозможно сказать - ориентировочно, от недели до месяца. Однажды Майя не выдержала и уверенно заявила, что в погреб они спускаются в последний раз. Слова оказались пророческими. Этим же утром город был освобожден.

По-иному освобождение города вспоминает Татьяна Рожкова (Боркун). Она помнит, как по крыше соседского сарая бежали советские солдаты. Два солдата - Саша и Ваня - запрыгнули прямо во двор частного дома. Семья встретила их с большой радостью и организовала для них застолье. Маленькая Таня играла для солдат на пианино, а позже один из них пообещал написать ей письмо с фронта. Он сдержал свое слово, и это письмо, полученное с фронта, всегда было для Татьяны Николаевны очень ценным.