Анатолий Старушко: На фронт мобилизовали всего в семнадцать

Рано утром 25 октября на лодках и плотах начали переправляться на правый берег. Был сильный туман. Командование придумало еще использовать дымовые шашки, чтобы прикрыть наступление. Но немцы заметили и ударили из пушек и пулеметов. В воздух летели бревна и люди. Вода краснела от крови. И все же переправиться удалось сравнительно быстро. Прорвав оборону, двинулись на завод Петровского. Один цех фашисты взорвали, следом — водонапорную башню. Поняли сразу — немцы отступают.

Но фашисты, даже отступая, вели ураганный огонь по нашим бойцам. В одном месте больше суток пришлось отсиживаться в окопе. На секунду Анатолий поднялся во весь рост. Тут его и поймал снайпер. Пронеслась мысль, что его убило. Потом понял, что живой. Поднялся. Пробежал 10 метров и упал. Солдаты оттащили его в посадку, а оттуда он попал в медсанбат и госпиталь, где лечился шесть месяцев.

После госпиталя — снова фронт. Стояли в обороне на реке Днестр. 20 августа 1944 года началась Ясско-Кишиневская операция. Анатолий служил тогда в 93-й Миргородской стрелковой дивизии. В восемь утра началась артподготовка. Войска двинулись в наступление. Анатолий первым со знаменем в руках бросился в атаку. По берегам Днестра рос высокий бурьян. Он перецепился, и в это время его что-то ударило. Он со знаменем упал, но все же поднялся и ринулся вперед. Пробежал какое-то расстояние, и руки опустились. Подползла сестра и сказала: «Все, парень, отвоевался». Снова — медсанбат и госпиталь в Одессе. Об этом случае написано в 4-томнике Великой Отечественной войны, как раненый сержант Старушко со знаменем в руках шел вперед. За эту операцию его представили к правительственной награде, которую он до сих пор не получил.

Только подлечился в госпитале — опять фронт. Был уже 1945 год. Советские войска вели бои на территории Западной Европы. Анатолию Палладиевичу запомнился бой у озера Балатон. Здесь немцам удалось прорвать фронт и вклиниться в тыл его дивизии на 30 километров. Они впервые применили свои танки «Королевские тигры». Бои велись страшные. Много ребят там полегло. Выровнять фронт все же удалось, когда в бой вступили советские танки…

Потом была учеба в Харьковском танковом училище, которое в это время находилось в Ташкенте, служба в Забайкальском военном округе на разных должностях, в Уральском военном округе в 44-й танковой дивизии, служба в Группе советских войск в Германии, в Потсдаме, а потом — в Днепропетровске в 42-й танковой дивизии.

После демобилизации в звании подполковника танковых войск 20 лет проработал в облисполкоме в управлении местной промышленности. Награжден орденом Отечественной войны І степени, двумя медалями «За боевые заслуги» и еще 19 трудовыми и юбилейными наградами.

Вспоминая свой боевой путь, Анатолий Палладиевич сам удивляется, как он все выдержал. Прежде всего, наверное, благодаря той закалке и труду, к которым приучили его отец и мать, потомственные крестьяне. Жили они в селе Петровка Лозовского района Харьковской области на берегу живописной реки Орель.

В школе проявился и талант к живописи. Как-то обратил внимание в книге по истории на рисунок Спартака с копьем и щитом. Учитель спросил, сможет ли он его нарисовать. Мальчик ответил, что сможет. До этого он оформлял стенную школьную газету, писал разные плакаты. Бумаги не было. На обратной стороне обоев он изобразил Спартака. Учителю понравилось. Рисовать Толя учился самостоятельно, даже кисточки делал, обрезав шерсть у кошки.

На фронте выпускал газету с карикатурами на Гитлера, Геббельса, а позже в армии оформлял ленинскую комнату, писал различные плакаты. Увлекся акварелью, маслом. У него неплохо получались пейзажи, портреты, особенно карандашом.

Звонят дети и внуки, приезжают в гости, зовут к себе в Москву и Чехию, где сейчас живут внучка с правнучкой — юной, но талантливой теннисисткой, а он остается дома, где похоронена его мама и жена Надежда Федоровна, с которой прожил 58 лет. Отец Палладий Петрович погиб на фронте в 1942 году.

Сегодня Анатолию Палладиевичу 88 лет, но он полон сил и энергии. Вот только зрение уже подводит. А то бы по-прежнему писал картины. Застыл его мольберт. И только кисточки в вазе напоминают его былое увлечение…