Днепропетровские ликвидаторы рассказали, как спасали мир от последствий аварии на ЧАЭС

Валерий Баранников радиацию чувствовал по запаху

Шел август 1986 года. Валерий Баранников работал председателем профкома. Работы море — путевки в санатории, лагеря. Старался все успеть, чтобы взять краткосрочный отпуск и поехать в Грузию к больному отцу. О чернобыльской катастрофе слышал по радио. О случившемся особо не размышлял — раз государство сказало, что ликвидируют, значит, ликвидируют. Неожиданно позвонили из военкомата и сказали срочно прийти. Провели медкомиссию, вручили повестку. Он возражал — не можете, ведь дочке еще нет трех лет. Ничего страшного, сказали в военкомате, отвезешь людей на целину и через неделю вернешься.

— В тот же день меня посадили в поезд. Даже не успел попрощаться с семьей, — вспоминает Валерий Анатольевич. — В Белой Церкви нас сформировали в отряды и в шесть вечера посадили в автомобили. В полтретьего ночи мы прибыли в Чернобыльскую зону.

О том, что их везут в место, о котором трубит весь мир, солдаты узнали случайно — из разговора командования.
— Привезли нас в село Ораное, это тридцатикилометровая зона, — продолжает он. — Там воинская часть находилась. Пришли так называемые «покупатели» — офицеры. Искали трактористов, бульдозеристов, автомобилистов, дозиметристов. А я — замполит. Такие не требовались.

Вместе с другим замполитом пришли к дежурному бригады. Просили отпустить домой, раз не нужны. Но в полчетвертого утра их привели в новую роту. В шесть — подъем. Постель грязная, пыльная и, скорее всего, заражена радиацией.

— На станцию ехали в закрытых машинах. На всех солдатах — марлевые респираторы. Мне дали новый, а у других грязные совсем. Его носить можно сорок минут — час, а они по три дня пользовались. Не хватало, — рассказывает Валерий Анатольевич. — На станции поразило, что нет охраны. Куда хочешь, туда и ходи. Живности никакой тоже нет, даже мух с комарами.

По должности Валерий Баранников был причислен к военным офицерам. Прежде чем дать солдату работу, офицер вместе с дозиметристом шел и проверял уровень радиации на участке. Потом сопровождал солдата при выполнении работ. Таким образом, облучался дополнительно.

— Как офицер, я получил предельно допустимую дозу — 25 рентген. Документально могу доказать, что было намного больше, — говорит он. — Но больше писать было нельзя. Посадили бы командира части.

Офицеры быстрее изнашивались — выше ответственность, больше работы, меньше сна. Совещания, говорит Валерий Баранников, порой проводили за полночь. Смены из-за опасности для здоровья маленькие — две минуты поработаешь и сидишь ждешь. Но бывали и прецеденты:

— Как-то командир батальона попросил остаться на вторую смену. Приезжали генералы с проверкой. Надо было навести порядок. Почистить дорогу, обочины. Кому эта уборка была нужна в радиоактивной зоне, непонятно.
Официальных выездов на станцию у Валерия Анатольевича двадцать один. Неофициальных — более тридцати.
Никогда не забудет он один случай:

— Сел на станции на плиты и курю. Чувствую, в жар бросает. Тут бежит человек в белой форме и кричит: где ты сидишь? Оказалось, я курил на могильнике. А он спас мне жизнь.

Радиацию Валерий Анатольевич чувствовал по запаху. Губка в респираторе «лепесток» вступала в реакцию с радиоактивным йодом. Его запах и ощущал. Уже на третий день на зоне начались проблемы с желудком, пропал голос. Врач в части был. Хоть голову, хоть желудок лечил… фталазолом. Но были в изобилии чеснок и минеральная вода.
В тридцатикилометровой зоне он пробыл полтора месяца. После, как председатель профкома, создал на днепропетровском заводе химизделий первую чернобыльскую организацию. На предприятии уже тогда работали переселенцы из Чернобыля. Для них и ликвидаторов вопросы обеспечения путевками, медицинским обслуживанием, дачами, огородами включил в коллективный договор. Доставал для чернобыльцев квартиры и машины.

Валерий Анатольевич и сейчас не опускает рук. Болезни не мешают ему заниматься проблемами чернобыльцев Бабушкинского района Днепропетровска. Он бережно хранит память о подвиге героев. Около ста предметов, связанных с ними, передал в Исторический музей. Уже три года ведет переписку с городскими властями. Цель — назвать сквер в честь ликвидаторов аварии на ЧАЭС. Подходящий участок нашел в районе улиц Тельмана, Барвиновской и Карла Либкнехта. Если мечта сбудется, обещает пойти по предприятиям и собрать деньги на памятный знак.

Виктор Вавилов снова поехал бы спасать мир

Виктор Вавилов попал в Чернобыльскую зону в мае 1986 года. Чуть более месяца служил в вахте от облбытуправления:

— Мы знали, что случилась авария, но не понимали, какого уровня. Нас «замели», определили в Чернобыле. У меня в подчинении было двенадцать машин. Занимались очисткой дорог и автомобилей от радиации, — рассказывает он.
Первое время защищались от радиации марлевыми повязками. Зато хорошо кормили — пять раз в день. А еще была культурная программа. На Зеленом мысе, недалеко от зоны, специально для них выступили Алла Пугачева и Владимир Кузьмин.

— После Чернобыля я стал инвалидом, — говорит Виктор Васильевич. — Но если бы вернуться в то время, снова поехал бы спасать мир.

Обидно только, что сегодня чернобыльцам уделяют так мало внимания:

— Я выиграл пять судов. Должен, как инвалид Чернобыля, получать шесть минимальных пенсий, но этого нет. Положено нам бесплатное медицинское обеспечение, лекарства. Но и этого нет.

Юрий Сигида знал, куда едет

Юрия Сигиду в сентябре 1986-го вызвали в военкомат и одного из немногих спросили: хотите поехать в Чернобыль или нет? Он вызвался. А те, кто служил с ним, все чаще попадали в 30-километровую зону в «спецкомандировку», хотя и догадывались, куда их везут:

— Сели в поезд, приехали в Белую Церковь. Оттуда — в село Ораное. Должность у меня была заместитель командира батальона по строевой подготовке и кадрам. Полтора месяца занимался вопросами перемещения людей по зоне, организацией работы.

В первые же дни анализы показали, что изменился состав крови. На губах постоянно свинцовый привкус. Головная боль и высокое давление стали привычными. Защита от радиации простая — «лепестки» на лицо, смена формы раз в три дня и баня дважды в день.

— Меня неприятно поразила сверхсекретность, — вспоминает Юрий Петрович. — Надо было, наоборот, рассказывать людям, как защититься от радиации. Но приказы не обсуждались. Я никогда не забуду вид разрушенного четвертого реактора. Недалеко от него была котельная с трубой высотой метров сорок. Помню, как три человека, по очереди сменяя друг друга, водрузили на верхушку этой трубы красное знамя. Может быть, хотели поднять нам настроение, патриотические чувства? Я до сих пор не понял, зачем это было нужно.

Героем Юрий Сигида себя не считает. Говорит, просто выполнял свою работу. Проблемы со здоровьем, как и обещали врачи, начались через несколько лет. Особенно чувствуются сейчас — дает о себе знать накопленный в суставах стронций, но на жизнь не жалуется. Устраивает его размер пенсии, есть льготы на проезд и оплату коммунальных услуг. Обеспечивают санаторным лечением.

Сегодня на Чернобыль ездят с экскурсиями. У ликвидатора к этому отношение двоякое:

— На здоровье это особо не повлияет, ведь экскурсия длится 1,5—2 часа. Но негатива в стране хватает. Зачем смотреть на руины покинутого города? Это также удивляет меня, как экскурсии по тюрьмам и концлагерям.

Небольшая, но поддержка

С 1999 года в Днепропетровске действует общественная организация «Союз Чернобыль Украина». По словам ее лидера, депутата горсовета Игоря Турчина, в союзе нет фиксированного членства — помогают всем чернобыльцам. За счет спонсорских взносов оказывают пострадавшим на ЧАЭС материальную помощь на лечение в размере 1,5—2 тысячи гривен в месяц.

— Наша задача в том, чтобы работала чернобыльская программа. Мы запустили ее в 2006 году при поддержке мэра города. В ее рамках оказываем целевую помощь вдовам чернобыльцев. К 26 апреля деньги выделяются тысяче женщин, потерявших кормильцев. В этом году каждая из них получит 650 гривен. К 14 декабря материальную помощь оказываем инвалидам Чернобыля. В этом году свыше 1200 из них получат по 550 гривен, — рассказал Игорь Владимирович.

Каждый год из городского бюджета выделяются деньги на закупку путевок в санатории для чернобыльцев. В этом году на 154 путевки потратят 650 тысяч гривен. Сейчас проходит тендер среди санаториев. Для того чтобы получить путевку в санаторий, чернобыльцу нужно до 15 октября предыдущего года обратиться с заявлением и справкой формы 070 в управление труда и соцзащиты.

— В нашем законе есть позорное явление: вдова чернобыльца должна еще и доказать, что муж умер именно от последствий болезней, полученных на ЧАЭС. Если она это доказывает, получает от государства льготы на оплату коммунальных услуг в размере 50 процентов. Городская власть пошла навстречу этим женщинам. Те вдовы, что не смогли подтвердить статус, могут обратиться в управление соцзащиты и ежемесячно получать скидку на оплату коммунальных услуг на сумму 100 гривен, — рассказал Игорь Турчин.

Если чернобылец умирает, КП «Ритуальные услуги» оказывает его семье скидку на свои услуги в размере 2000 гривен. В больнице им. Мечникова есть отделение, которое занимается лечением чернобыльцев. Лечат инвалидов Чернобыля и в госпитале инвалидов войны. Там лечение дольше — от 18 до 21 дня.