«Пальмира» и «Бристоль»

А первый дом был. И если верить старинным планам, то первым поселился здесь есаул Войска Запорожского Лазарь Глоба. Его громадная усадьба примыкала к еще более громадному саду.

Кто знает, возможно, именно здесь 7 мая 1787 года, окончив смотр последних приготовлений к закладке Преображенского собора, остановился перекусить и выпить «горилки» светлейший князь Потемкин. И, возможно, именно здесь настиг его курьер, сообщивший, что Екатерина II уже в Кайдаках, хотя ждали ее лишь завтра. И светлейший умчался, не допив и не доев, поминая всех святых, по пыльной и ухабистой дороге на Кайдаки — по будущему главному проспекту.

Неизвестно, происходила ли в действительности подобная сцена. Собственно, это не так уж и важно. Вскоре волею князя усадьба будет конфискована, и на ее месте Иван Старов спланирует один из кварталов города. Города, который начнет писать свою историю с чистого листа, не заботясь о прошлом.

Когда и как куплен участок земли на углу Проспекта и Садовой – неизвестно. Во второй половине XIX века здесь, от проспекта до Тихой, простиралась усадьба князя Александра Федоровича Кудашева. Князья жили в Екатеринославской губернии с XVIII века. Какой была усадьба Кудашевых, уже никто не скажет. Известно, что был в ней громадный старый сад, многие деревья которого еще помнили запорожцев, Половицу и мираж екатерининского кортежа. В 1887 году со смертью Александра Федоровича Кудашева дом был продан. Громадная усадьба была поделена на мелкие участки, и началась стройка.

Одним из первых «новых домов» на усадьбе стал дом врача Айнгорна, построенный на самом углу Проспекта и Садовой. Двухэтажный, кирпичный, без претензий, дом оказался очень вместительным. В первом этаже и подвале хватило места для многих магазинов, скла­дов, мастерских. Во втором поместились номера «Пальмиры». Неизвестно точно, какие удобства предоставляли эти номера, но в 1880-90-х годах в них всегда во время гастролей останавливались актеры украинской труппы Саксаганского и Кропивницкого. Для них, вероятно, «Пальмира» была удобна низкими ценами и близостью к театрам, в которых они выступали: Летнему в городском саду и Зимнему на углу Фабричной. Последнее обстоятельство оказалось весьма важным на Крещенье 1896 года, когда во время представления «Наталки Полтавки» загорелся деревянный Зимний театр Мины Копылова, и актерам пришлось выскакивать из огня кто в чем был. Дом Айнгорна был не самым красивым зданием в городе, а во время строительного бума 90-х годов XIX века город быстро заполнился домами, облепленными колоннами, карнизами и прочим. На фоне этих претензий на красоту дом Айнгорна поблек окончательно.

И вот 15 октября 1899 года в новом доме Арона Лурье по Екатерининскому проспекту, между новым зданием Азово-Донского банка и домом Айнгорна, открылся отель.

«Бристоль». Могучий соперник «Пальмиры». Появившийся позже своих уже тогда знаменитых конкурентов: «Hotel de France», «Европейской», «Гранд-отеля», «Бристоль» быстро отвоевал себе место под солнцем. Его ресторан, номера и кабинеты имели электроосвещение, горячую и холодную воду, телефоны. «Бристоль» первым в Екатеринославе предоставил к услугам гостей летний зал ресторана на открытой веранде, вынесенной на чугунных столбах над тротуаром Проспекта. В его ресторане готовили лучшие в городе повара из лучших в городе продуктов. Вина поставлялись из Франции, Италии, Венгрии, Крыма. Номер здесь стоил от 1 до 25 рублей в сутки.

Богатые землевладельцы, крупные промышленники, преуспевающие инженеры, видные адвокаты и мало чем внешне отличающиеся от них авантюристы и шулера, занимали номера отеля, устраивали банкеты в ресторане и «семейные» вечеринки в отдельных кабинетах. Здесь заключались многотысячные сделки, рождались разного рода «прожекты», изрядная доля выручки от которых тут же и спускалась. Несмотря на солидность публики, скандалы в гостинице, особенно в ресторане, сопровождавшиеся битьем посуды, зеркал и лиц, а иногда и стрельбой, все же случались. В целом, количество и качество скандалов было ниже среднестатистического по стране, «без азарту», и на репутации «Бристоля» они сказывались мало.

В 1911 году «Бристоль» закрылся на ремонт. Его новый владелец, купец Заславский, решил, что традиционной конкуренции между гостиницами пора положить конец. Старый «Бристоль» перестал существовать. Отстроенный новый «Бристоль» был вне конкуренции. Громадное шестиэтажное здание имело 140 комнат и отдельные апартаменты, обставленные мебелью в стиле «модерн», с ванными и душевыми. К услугам клиентов были телефонная станция, почтовое отделение, телеграф, железнодорожная касса, междугородный телефон, автогараж, кино-фарс-театр «Солей», библиотека-читальня, кафе «Ренессанс», ресторан с отдельными кабинетами, летним залом и лучшей кухней. Работали несколько лифтов, собственные динамо-машины, котельная и прачечная. Прислуга в отель нанималась только при знании иностранных языков. Сегодня отель был бы пятизвез­дочным, а в начале прошлого века он довольствовался всего лишь репутацией самого большого, самого роскошного, самого комфортабельного отеля Екатеринослава.

Вечерами мягко горящие синим светом громадные фонари на крыше, поддерживаемые руками хрупких кариатид, звездная вывеска из мягких ламп, сияющая на недосягаемой высоте, потоки света, льющиеся из витрин первого этажа, привлекали любителей ночной жизни. Театр «Солей» представлял им последние мелодрамы и глупые, веселые комедии производства кинокомпаний США, Франции, России. В залах ресторана рекой лились дорогие вина, произносились тосты, сопровождаемые громом румынского оркестра. В интимной полутьме кафе «Ренессанс» за пирожными и кофе заводили легкие знакомства дамы полусвета. В отдаленных номерах далеко за полночь сидели игроки, любившие ставить «по-крупному».

Жизнь, кипевшую в отеле, не смогла нарушить даже Первая мировая война. Многие отели города, в том числе и «Пальмира», были конфискованы для нужд армии. Пытались конфисковать и «Бристоль». Неизвестно, на какие пружины нажал его владелец, но от командующего Одесским военным округом пришел циркуляр: «Гостиница «Бристоль» необходима для размещения командированных в Екатеринослав офицеров».

«Бристоль» жил спокойно и безмятежно вплоть до 1917 года. 27-29 декабря он оказался в эпицентре боя, а приход к власти большевиков изрядно потрепал нервы его постояльцам. С витринами, прикрытыми железными шторами, с выбитыми и наскоро заделанными окнами, национализированный «Бристоль» напоминал осажденную крепость.

В соседней «Пальмире» расположился штаб анархистов, город патрулировала красная гвардия, по ночам гремели перестрелки и раздавались крики о помощи. В марте 1918, когда красная гвардия штурмовала увешанную черными знаменами «Пальмиру», досталось и «Бристолю».

А в конце марта в город вошли немцы и австрийцы. И «Бристоль» вновь ожил. Заработал театр, отремонтировали разгромленный ресторан. Из каких-то тайников добыли новые зеркальные витрины. Но все это было ненадолго. В последующие годы переполненный беженцами отель содрогался от артиллерийских залпов, на его фасаде и в залах пулями расписывались белые, красные, махновцы и все то ли восемнадцать, то ли двадцать пять властей, сменившихся в городе.

НЭП гостиница «Красный Спартак», объединявшая отели «Бристоль» и «Пальмира», встретила ободранной, жалкой, с фанерой вместо стекол и грудой хлама вместо мебели. Но очень быстро бывший «Солей», ставший театром музыкальной комедии, вновь наполнился зрителями. За новыми витринами ресторана вновь заиграл румынский оркестр. Нэпманы кушали под водочку и марочные вина блюда, приготовленные по рецептам все той же французской кухни, разнообразя их шницелями по-совнаркомовски. Сворачивание НЭПа не особенно отразилось на «Спартаке». Румынский оркестр сменил джаз-бенд. Музыкальную комедию вытеснил театр рабочей молодежи, в свою очередь смененный «Мюзик-холлом», а затем театром филармонии.

Собственно отель сохранил все признаки громадного общежития, полученные в начале двадцатых, хотя в нем существовали и вполне приличные номера. Здесь останавливались Владимир Маяковский, Айседора Дункан, Леонид Утесов, Любовь Орлова и другие советские знаменитости. Отель держал марку, когда страна умирала от голода, здесь гремела музыка, кружились пары, и хозяева жизни наслаждались роскошными обедами. Под сенью пыльных пальм в толстых кадушках, как и раньше, составлялись гешефты, переходили из рук в руки конверты. Правда, теперь завсегдатаи ресторана имели обыкновение таинственно и навсегда исчезать, но подобное случалось и раньше.

В ночь с 21 на 22 июня 1941 года все в «Спартаке» шло как обычно. Шумная толпа выплеснулась из филармонии и растеклась по Садовой и бульварам Проспекта. В последний раз. Больше не будет спектаклей в театре и джаза в ресторане, больше не будет швейцара генеральского вида в вестибюле. Больше не будет и самого «Спартака».

17 августа немецкие части начали артобстрел города. Первый снаряд на Проспекте разорвался возле входа в театр «Спартак». Обстрел продолжался до 24 августа. Но это была лишь увертюра, потому что с 25 августа по середину сентября город громила уже артиллерия советская. То ли от зажигательного снаряда, то ли от умышленного поджога, то ли от небрежности мародеров, но в сентябре 1941 года «Спартак» загорелся и горел несколько дней. Никому не было до него дела. От главного, выходящего на Проспект корпуса, уцелела лишь громадная почерневшая и наклонившаяся фасадная стена, которую с ужасом обходили редкие прохожие.

Одним из первых мероприятий оккупационных властей по приведению города в порядок была разборка фасада отеля «Спартак». Обгоревшие многоэтажные коробки дворовых корпусов простояли за сложенным из «бристолевского» же кирпича и аккуратно побеленным забором до 1953 года, когда вместе с остатками бывшей «Пальмиры», погибшей в том же сен­тябре 1941-го, они были снесены.

Город перелистнул еще одну страницу своей истории. «Бристоль» и «Пальмира» исчезли, как исчезло до них дворянское гнездо Кудашевых и зимовник Лазаря Глобы. Они ушли в область преданий и легенд. А новая история по-прежнему пишется с новой строки, с чистого листа, с голой земли. Но все же! Здесь был отель «Вristol»!..